Настроение сейчас - =)
Я шизофрению не лечу - она у меня не болит! (с)
Это был странный лес. Сначала я ходила за грибами... потом - они за мной...(с)
Чтобы увидеть свою картинку - поместите результат в дневник!
Вот насколько все-таки природа необыкновенна! Не устаю поражаться ее находчивости, мудрости, тому, как все в этом мире продумано, до самых мелких мелочей... И вроде мелкая зверюшка, беззащитная, а пойди заметь ее! Или хищник... так замаскируется, что самая осторожная жертва не всегда заметит опасность! Смотрите в продолжении 20 фотографий и попытайтесь найти на них живность))
Лир — один из богов племени Туата Де Дананн в ирландской мифологии. «[Лир] предстаёт перед нами в двух разных ипостасях. Первая — безграничная, безличная сущность, соизмеримая с морем; нечто вроде греческого Океана. Вторая — конкретное существо, незримо обитающая на Слив-Фуад», — сказал об этом туате О’Грэди. Слив-Фуад — небольшая возвышенность неподалеку от Ньютаут Гамильтон в графстве Армаг, где согласно преданию расположен сид (холм) Лира Финнахайд («Холм белого поля».
В ирландских легендах об этом туате говорится мало. Известно что в ипостаси бога он был терпеливым, мудрым и справедливым. Никогда не спешил принимать решения. Его уважали и побаивались. Известно, что у Лира не сложилась личная жизнь. Первая его жена погибла, оставив ему троих детей. После этого он женился на дочери Дагды Аоифе, что после повлекло за собой ряд несчастий. Более известен его сын Мананнан, к которому перешли черты морского божества.
Однажды, предположительно после того, как Мак Ок присвоил себе сид отца, состоялся совет туатов, на котором следовало избрать нового короля взамен Дагды. Среди претендентов был так же Лир. Однако выбор пал на другого туата, на Бодба Дирга. Лир был прогневан таким решением и удалился в свой сид, отказавшись признать нового правителя.
Имя Лира косвенно фигурирует в трогательной и печальной истории о троих детях этого туата, хотя эта повесть не является чисто ирландской, и в ней присутствует христианский мотив. Когда супруга Лира скончалась, Бодб Дирг предложил в жёны Лиру вторую из своих дочерей. Новый король хотел таким образом помириться со старым другом, с которым его рассорили королевские выборы. Лир рассудил о первой из сестёр так: «Она самая старшая из сестер, а значит, и самая родовитая». Бодб был счастлив и устроил пышный пир в честь этой свадьбы, а новая жена не обманула надежд Лира и родила ему троих детей: первой родилась дочь Фионуала, затем сын Хуг (иногда Аэд), последними родились мальчики-близнецы Фиахра и Конн. Но вскоре их мать умерла, и Лир женился на второй дочери Бодба Аоифэ. Новая супруга оказалась бесплодной, поэтому она очень сильно ревновала мужа к детям. Однажды она повезла их к своему отцу, Бодбу. Но когда путники выехали на безлюдное место, мачеха приказала слугам убить детей, но слуги наотрез отказались. Мачеха решила сделать это сама, но её «женская натура взяла верх», тогда мачеха послала детей к озеру Дарвра (современное название — Дерривараг) якобы помыться, а сама наложила на детей заклятие: триста лет они должны провести в образе лебедей на озере, триста — на берегу Северного пролива, ещё триста — на островах в океане, и только после того как «женщина с юга сойдётся с мужчиной севера», заклятие будет снято. Когда преступление раскрылось, никто не мог расколдовать детей. В наказание за содеянное Бодб превратил дочь «в воздушного демона», и она улетела пронзительно крича. Триста лет лебеди жили на озере, они пели удивительно красивыми голосами и жители Ирландии приходили послушать эту дивное пение. Затем пришёл срок поселиться детям у моря, где они познали ужасы одиночества, холода и бурь, перья их зимними ночами примерзали к холодным скалам. Старшая дочь, Фионула, заботилась о братьях: она укрывала их своими крыльями в такие морозные ночи. Наконец пришло время третьего срока, и дети Лира отправились к побережью Майо. Здесь они подружились с крестьянином из Сыновей Миля, которые пришли к этому времени в страну. Когда же срок заклятия истёк, лебеди вернулись к сиду отца, но не смогли найти дворца (они не увидели его, потому что туаты укрылись от глаз Сыновей Милля под покров невидимости. Дети Лира долго горевали, что не могут вернуться в отчий дом. Но однажды услышали звон церковного колокола на часовне одного отшельника. Лебеди прилетели к духовнику и стали жить с ним, они получали наставления в вере и пели своими чудесными голосами мессы. Но вот принцесса Мунстера, Дейке («женщина с юга» обручилась с королём Коннахта и попросила у супруга в качестве свадебного дара чудесных лебедей, молва о которых дошла до неё. Силой доставил супруг детей Лира к жене, и в тот же миг заклятие с лебедей пало. Но дети Лира больше не принадлежали Стране Юности, а потому предстали в виде ужасных дряхлых стариков, к которым уже подступила смерть. Отшельник, у которого жили лебеди, поспешно окрестил несчастных, а Фионула попросила похоронить их вместе в одной могиле. «Положите Конна справа, а Фиахру — слева от меня, ибо так это было, когда я зимними ночами грела их над морями…» — сказала она.
Суккубы (по Каббале —Лилит) — духи-женщины, обольщающие мужчин и смущающие их сон.
По терминологии средних веков, инкубы и суккубы, демоны пьянства, обжорства, сладострастия и корыстолюбия, очень хитрые, свирепые и коварные, подстрекающие свою жертву к учинению ужасных злодеяний и ликующие при их исполнении». Вместе с инкубами, они представляют искусителей, бесов, упоминаемых в Священном Писании, но они совершенно пасуют перед честным и праведным духом и ничего не могут сделать человеку, если он не предался порокам.
Суккубы или суккубусы, от латинского «сукку6аре» — «лежать под чем-либо».
Суккубы, досаждавшие святым и отшельникам, но более всего молодым монахам, о чьем мучительном полнокровии выразительно повествуют «Письма темных людей», были по сути своей разжалованными в ранг демонов сиренами, наядами, перш и даже языческими богинями.
Конечно, сегодня можно предположить, что презрение к плоти, осуждение земного не были детищами кучки фанатиков, навязавших свою волю огромной части человечества.
Это презрение к плоти и плотским утехам рождалось не фанатизмом, а лишениями, становившимися нормой для тысяч и тысяч обездоленных, и неприятием, отторжением мира изощреннейших утех и забав и «чудовищных сладострастий», где разнузданное распутство шло рука об руку с произволом и полнейшим пренебрежением к человеческому достоинству Мира, чьи зыбкие устои зиждились на крови и страданиях. Сочные зарисовки нравов времен Тиберии, Калигулы, Нерона, оставленные нам древнеримским писателем Светонием, красноречиво рассказывают о том, какую именно «плотскость, какую земную жизнь» отвергали ранние христиане. Светоний показал нам Рим, который не мог не вызывать у них отвращения.
Не минуло подобной участи и средневеково-христианское осуждение плоти. Проповедники с амвонов клеймили плотские страсти, обрушивались на танцы, отвращавшие от бога и разжигавшие чувства далекие от кротости и смирения: «Многовертимое плясание отлучает человека от Бога и во дно адово влечет... не токмо сама будет пляшущая сведена во дно адово, но и ти (те), иже с любовью позорують (глядят) и в сластех раздвизаются на ню с похотию... Пляшущая бо жена многим мужем жена есть, того дьявол прельстит во сне и наяву...»
И прельщал же! Чем настойчивее святые отцы стремились не думать о том, о чем им думать не полагалось, тем настырней были видения соблазнительных женских ножек и прочих прелестей. Только кознями дьявола можно объяснить тот факт, что бывало, непослушная плоть побеждала самое отчаянное сопротивление. Только тем, что плоть оказывалась в цепких руках Сатаны и сонма его проворных помощников и помощниц.
Так закреплялось своеобразное отношение к плотской любви, суть которого язвительно и емко выразил Ф. Ницше: «Христианство отравило Эроса: он, правда, не умер, но превратился в порок». Порок тем более соблазнительный, чем более бранимый и окутываемый тайной. Что ж запретный плод сладок, а скрываемое прельщает куда сильнее явного. В. Ключевский приводит остроумную легенду об одном богобоязненном царе, который с детства внушал сыну, что «черти — это девицы». Сын же увидев девиц, «сказал чересчур осторожному папаше напрямик, что черти понравились ему больше дьяволов».
Даже представителям высших эшелонов церковной власти приходилось уступать призывам плоти и, выражаясь современным языком, разделять в быту совсем иную систему ценностей, нежели та, что воспевалась с амвонов. Может быть, поэтому и в среде католических священнослужителей велись достаточно вольные разговоры о мужской силе, понимаемой весьма недвусмысленно.
И тем не менее все эти «ценности» располагались по ту сторону официальной морали. Поэтому-то столь рьяно атаковались происки неуемного Сатаны и его сподручных — ведьм. Бесчинства Сатаны и очаровательных ведьмочек, сокрушавших самые неприступные мужские сердца, укрепляли представителей сильного пола в мысли о том, что влечение к женщине — дело рук нечистого. А уж самые прельстительные и самые желанные существа противоположного пола, так те, бесспорно, чаровницы-ведьмы. Сила же мужского пола — в способности устоять перед коварством их чар. Сила, одна мысль о которой приятно тешит самолюбие. Ведь, что ни говори, а дьявол, или падший ангел, стал таковым, как полагал богослов Ириней, из-за гордыни и похотливой погони не то что за ведьмами, а за простыми дочерьми человеческими. Разве вашему самолюбию не польстит мысль о том что вы хоть в чем-то да выше ангела, хотя бы и падшего?